Ботагоз выросла в детском доме Жаркента (Алматинская область), передает Tengrinews.kz.
Мама оставила ее, обещав, что скоро вернется, но так и не сделала этого. Потом было все как у многих сирот: девочка росла тихой и стеснительной, ждала маму и мечтала, что когда-нибудь выйдет из детдома и обретет семью.
"Моя жизнь переломилась после разговора с психиатрами на комиссии. У меня спросили, чем отличается вертолет от самолета. Я была тогда в четвертом классе и знала ответ, но постеснялась сказать. Так мне и поставили диагноз "умственная отсталость". Он стал для меня приговором.
Меня не положили в психбольницу, я, как и все дети в детдомах, этого боялась. Потом я выросла, и меня снова отправили проходить медкомиссию. Апайки (воспитатели - примечание) мне говорили, что сейчас меня будут смотреть психиатры и я должна себя вести как психбольная.
Мне задавали вопросы: "Хочешь вообще замуж выйти? О чем мечтаешь? Нужна тебе пенсия?"
Я ответила, что мечтаю о семье. Я действительно хочу создать семью, родить детишек и быть хорошей женой и матерью. Апайки перебивали меня, говорили врачам: "Не слушайте ее, у нее с головой не в порядке!", "Она ничего не соображает!".
После этой комиссии меня лишили дееспособности как якобы психически больную.
Это означало, что я никогда не выйду замуж, у меня никогда не будет прав, все и всегда за меня будет решать опекун, которого мне назначили. Это был директор интерната", - рассказывает Ботагоз.
В 16 лет девушку отправили в психоневрологический интернат. Но вскоре ее забрали оттуда под расписку и заставили работать.
"Меня перевозили из дома в дом. Я была домработницей, няней для детей. Мне говорили, что делать, и я делала. Деньги за мою работу платили опекуну, на тот момент это был директор интерната.
Затем опеку надо мной оформила пожилая женщина. Она отдала меня своей сестре, у которой я должна была делать ремонт в помещениях, красить стены и потолки, убирать, шить постельное белье, присматривать за детьми в ее детском садике. Также я ухаживала за ее ребенком-инвалидом. Он был хорошим, но неизлечимо больным.
Одежду она мне не покупала, я носила те вещи, что у меня появились раньше. За мою работу она меня кормила, деньги за труд не платила. Даже пенсию с карточки снимать не разрешала", - вспоминает женщина.
Однажды Ботагоз отказалась работать бесплатно. За это опекуны месяц держали ее в подвале практически без еды. Так продолжалось до тех пор, пока она не согласилась вернуться к прежней жизни.
"Однажды меня избили. Я обратилась в полицию, но мои опекуны сказали, что я психически нездорова и сама себя била. Полиция никого не наказала, а я сделала вывод, что искать справедливости себе дороже.
Моя хозяйка часто говорила мне, что я сирота, я психически больная и никому не нужна и что если буду возмущаться, то меня вернут в психинтернат до конца моей жизни. Я молчала и работала, потому что это было правдой, меня легко могли отправить туда.
Годы шли. Мне уже было 30 лет, у меня не было ни семьи, ни своего угла. Я смотрела на своих ровесниц и завидовала их семьям и счастью. Думала: неужели я так и проживу всю жизнь в рабстве? Неужели я никогда не смогу создать семью и у меня никогда не будет своего дома? Я буду всю жизнь вот так работать за тарелку супа?
Ребенок, за которым я ухаживала, умер. Я искренне его полюбила и очень плакала, когда его не стало. Теперь, без малыша, я тоже стала никому не нужна. В этот момент я попыталась найти маму, но так и не смогла", - делится Ботагоз.
Тогда Ботагоз и встретила волонтера из фонда "Коргау HR". В организации ей назначили юриста Тамару Симахину, которая защищала ее в суде. Ей удалось доказать, что девушка дееспособна и никакой опекун ей не нужен.
"Юрист узнала, что моя карта у хозяйки, и запросила выписку из банка. Тогда и стало известно, что она тратила мою пенсию, покупала себе дорогое нижнее белье и снимала наличные. А я в тот момент находила маленькие подработки, чтобы купить себе зубную пасту и прокладки. Меня радует, что все это в прошлом.
И вот сейчас я свободна. Я говорю это, и мое сердце радуется, я даже не знаю, как описать это. Люди не ценят свою свободу, многие не понимают, что такое - быть дееспособным человеком. Мне можно работать на себя. Можно делать, что хочется, можно есть, что хочется, и идти, куда посчитаешь нужным. Это такое счастье!
Я часто думаю о том, как сложилась бы моя судьба, если бы не диагноз. Ведь только из-за него моя жизнь пошла под откос. Я могла в 18 лет, как другие дети, выйти в самостоятельную жизнь, и государство выдало бы мне квартиру. Возможно, сейчас у меня были бы дети и муж.
А теперь в 34 года я учусь жить заново. Я пытаюсь привыкнуть к тому, что никому ничего не должна. Привычки остались, остался страх наказания. Я до сих пор иногда озираюсь по сторонам с мыслями: "Я сейчас правильно все делаю? Не сделала ли я того, что не должна была делать? А за это меня не накажут?" Думаю, это пройдет со временем", - заключает Ботагоз.
Выиграть суд удалось благодаря счастливой случайности, - говорит юрист Тамара Симахина. Впереди еще одно разбирательство: предстоит наказать опекунов, которые 16 лет незаконно пользовались деньгами Ботагоз.
"Обычно недееспособным людям нельзя официально устроиться на работу и получать зарплату. Но она работала в детсаду, и у нее были пенсионные отчисления. И это стало доказательством, что она способна работать", - говорит юрист.
Тамара Симахина второй год ведет подобные процессы. Таких историй, как у Ботагоз, по словам эксперта, в Казахстане очень много. Юрист считает, что нынешнее законодательство развязывает руки психоневроинтернатам.
"На наш взгляд, это достаточно большая проблема, потому что судебная практика складывается таким образом: каково заключение психиатра, таково и решение. У нас есть замечательная конвенция о правах инвалидов, в 2015 году Казахстан ратифицировал ее. В ней говорится о том, что, несмотря на заключение психиатра, учитывая все обстоятельства, должен принимать решение суд.
Поэтому сейчас юрист выступает за то, чтобы в психбольницах во время осмотров велась аудио- и видеозапись.
